Белла Ахмадулина — поэт, который улавливал небесные звуки редкой частоты и чистоты. И при этом не напускал туману: не помню, как написалось стихотворение — в стихах почти всегда был конкретный посыл пространства. Было и другое: стихи возникали «в связи с резкими страданиями мозга». Погружаться в биографию Ахмадулиной — истинное приключение. Итальянский предок добрался до России. Зачем? Есть разные варианты ответа. Два её родственника похоронены в Кремлевской стене, около Мавзолея, сама же она не могла и слышать имени Ленина. Мать жила в Кремле, служила в органах и, вероятно, каким-то чудом спасла от репрессий снятого со всех постов мужа. После войны работала в ООН, в совершенстве знала несколько языков, однако дочери эта страсть не передалась. Зато Белла радовалась смешению в себе «разноцветных кровей», считала это щепоткой специй в своей натуре. В Литинституте за право взять её в семинар конкурировали преподаватели, но она Литинститут не любила. Так же как не любила, когда её называли шестидесятницей. До конца жизни неплохо относилась к первому мужу — Евтушенко, чего не скажешь о втором, Нагибине, которому все же была признательна за то, что «создал и обновил мой облик», и в чьем доме пронеслась шаровой молнией. Потом был незаметный третий муж Кулиев и заметный (вплоть до попытки затмить) четвертый — Мессерер. Первую критику в прессе сочла за полезный антипиар, хотя тогда, в пятидесятые, и слова такого не слышала. Критики было много, меж тем, как ни странно, однажды её пригласили выступить на заседании Идеологической комиссии ЦК КПСС. И это не партийного функционера — её речь прерывали «бурные продолжительные аплодисменты». Так и не решившись по приглашению Бориса Пастернака прийти к нему на дачу, она через несколько лет стала своей в этом доме. В Тбилиси Ахмадулину всегда сопровождала верная свита «беллагвардейцев». Услышав её чтение в духане, незнакомые мужчины встали и запели старинную песню «Мравалжамиер». Там же, в Грузии, она запустила туфлей в поэта, поднявшего тост за Сталина… Когда власти республики предложили участок земли на Черном море, искренне удивилась: «Зачем мне часть Грузии, если она вся принадлежит мне?» Не замарала себя никаким владением: презирала корыстолюбцев. А помогала многим, защищала Бродского, Владимова, Войновича, Аксенова, Сахарова… Она бывала счастлива, но одну из самых метких психологических характеристик ей дала пожилая тетя Дюня из северной деревни: «Ой, Беля, ты сильней убиваешься, чем живешь». Но есть и иная правда — в её письме другу Владимиру Россельсу: «Не принимайте за мою беду мой искусственный преднамеренный поиск беды, идущий не дальше профессиональной выгоды». Ну и важный ключ к книге: объяснять стихи — это, как говорила Марина Цветаева, мнить у своего слова силу большую, чем у поэта.